Оруджев Фахреддин Набиевич (Гэрибсэс) – автор 12 сборников стихов на русском и одного — на азербайджанском языке. Родился в 1957 году в селе Митаги Дербентского района. Член Объединения писателей Азербайджана, член Союза журналистов России. Окончил филфак Дагестанского педагогического института (1988 г). Редактор газеты «Голос молодежи» (СПИ). Поэт, переводчик, публицист. Пишет на азербайджанском и русском языках.
Меня часто спрашивают мои друзья — лезгинские поэты, азербайджанские авторы, как я отношусь к поэзии одного из замечательных классиков дагестанской литературы Етима Эмина. Отвечаю: уважаю и перечитываю снова и снова. Обычно сравнивают поэзию Сулеймана Стальского и Эмина. А между тем, они представляют разные направления литературы. У Етима нет того пафоса, того гражданского максимализма как у Сулеймана. Эмин прожил горестную, полную трагедии жизнь. В последние годы от него отвернулись даже родные. Пессимизм, печаль души в его строках — все из его судьбы, из его жизни.
Не сразу я узнал об Эмине. В студенческие годы удивлялся: почему стихи дагестанских поэтов не выходят на русском языке. Азиз Мирзабеков, обожающий Эмина настолько, что его именем назвал сына, рассказывал мне о нем, о его стихах на лезгинском языке. Так как я предпочитал лирику больше, чем гражданские и восторженные стихотворные дифирамбы, любовь к стихам Эмина сделала нас с Азизом друзьями.
Возможно, я выскажу свое субъективное мнение, но в лирике Эмина чувствуется влияние азербайджанского поэта Молла Панаха Вагифа, жившего в тот же период, что и Эмин. Однако это не означает, что он ничего нового не привнёс в лезгинскую поэзию. Как раз наоборот. Лезгинская поэзия, как и все национальные литературы Востока, формировалась на ниве народных песен. Из простых строк импровизаторы переходили к более высокому уровню поэтического творчества. Форма «гошма», к которой часто прибегал Эмин, чаще других форм встречается не только в лезгинской, но и в табасаранской поэзии. Поэт создал тонкую, выстраданную сердцем и душой философскую лирику. Когда я впервые услышал о Етиме, меня сразу заинтриговал его псевдоним, отражающий, как оказалось, его жизнь.
В 1976 году я познакомился с лезгинским писателем Алирзой Саидовым. Раскрывая азы поэтического труда, он отметил, что им можно учиться по стихам Эмина. В то время не всегда находилась возможность сразу найти и прочитать стихи того или иного поэта, поэтому с поэзией Эмина я познакомился гораздо позже. Возникали трудности еще и потому, что в сельской школе не было предмета «Дагестанская литература». Однако, я доставал хрестоматии для старших классов на русском языке. Так постепенно я узнал Эмина. Он первый из лезгинских поэтов начал писать стихи на своем родном лезгинском и тюркском языках, но арабскими знаками. В периодике очень много противоречивых материалов о его жизни, даже дата рождения некоторыми считается условной. Но его поэзия — это яркая картина периода 1840-1880 годов из жизни Дагестана, его стихи — национальное достояние. Еще один момент привлекает внимание в его биографии. После смерти отца, он идет по его стопам — становится религиозным деятелем. Ему пришлось быть судьей при разделе имущества, оставшегося от усопших. Он делил его поровну дочерям и сыновьям, за это другие муллы и кази возненавидели его. Такой он и в стихах, прямой и честный. Глубокий лиризм его произведений отмечали многие поэты. Но о том, что он как поэт сформировался на традициях тюркской поэзии, говорит много фактов. Эмин привнес в лезгинский стих такой восточный элемент стиха, как рефрен (повторяющаяся строка в конце каждого куплета). В стихотворении «Соловей» Эмин предстаёт поэтом-лириком. И здесь заметно восточное видение мира. Образ бренного мира не характерен для дагестанской поэзии, но является одним из основных постулатов тюркской, иранской, арабской поэзии. Это показывает, что Эмин был осведомлён о всех направлениях восточной поэзии. И стихотворение «Туьквезбан», наглядно показывает это.
Но дружба есть! В согласии желанном,
Пастух, чабан стоят единым станом, —
И жизнь уже не кажется обманом,
Не застлан день туманом в этом мире!
(Перевод Р. Моран)
В последние годы находятся такие исследователи, которые в каких-то иных непонятных литературной науке целях начинают отрицать причастность Эмина и даже Сулеймана Стальского к написанию стихов на тюркском языке. В работе М. Ярахмедова, изданной в Баку, эти стихи представлены на азербайджанском языке. Но признать это боятся наши дагестанские исследователи, которые или не замечают, или приводят несуразные объяснения, типа, нет, это не азербайджанский язык, это — тюркское наречие прошлых лет. Так могут говорить только те, кто незнаком с историей Дагестана, в котором до 1920 года и в литературе и во власти использовались тюркский и персидский языки. Об этом сказано и написано много. Но ведь от того, что Эмин написал стихи на азербайджанском, великий мастер не перестает быть лезгинским поэтом, родоначальником лезгинской лирической поэзии. Язык — орудие поэзии, посредством которого поэт находит тропинку в души людей, поэтому Етим Эмин давно живет в наших душах.
В прошлом были сделаны неудачные переводы его стихов на русский язык. Но сейчас появились хорошие добротные переводы. В частности, хочу отметить работу лезгинского поэта Арбена Кардаша. Его переводы могут считаться самыми точными по смыслу. С поэзии поэта из Ялджуга начинается лезгинская авторская литература и начинается с лирики, наполненной философией самой жизни, трагедией судьбы автора. На его могиле в Ялджуге (Эмин хюр) всегда лежат свежие цветы. Здесь, вспоминая великого лирика, читают его стихи. Расул Гамзатов говорил о поэте: «Эмин научил меня писать о любви». Язык поэзии и музыки понимают все. Эмина надо читать для души, а не для ознакомления. Его идеи о равноправии женщин и мужчин, о справедливости не потеряли своего значения и сегодня.
Слишком многое исторически связывает дагестанские народы. Творчество прекрасного поэта Етима Эмина самый наглядный тому пример. Его поэтическое наследие принадлежит не только лезгинскому народу, но и всем народам Дагестана.
Фэхрэддин Орудж Гэрибсэс
№ 17, 29.04.2016